Семейные тайны: хранить нельзя открыть - Страница 13

– А как думаешь, что тебя так сильно подкосило? – поинтересовалась я.

– Похоже, мысль о том, что я не нужен своему отцу. Не оправдал его ожиданий. И он меня не считает человеком – так, мальчишка…

В этот момент я подумала о том, что даже самые жестокие, самые нездоровые, самые эгоистичные родители почему-то вызывают в детях одно-единственное желание: чтобы их любили…

На четвертую встречу Антон опоздал на 10 минут. Запыхавшийся, он вошел и с порога стал рассказывать: он был на собеседовании. Ребята создают бойз-бенд – музыкальную группу из одних парней – и его, кажется, возьмут. Он весь светился, и было очень мило наблюдать за ним – таким радостным двадцатилетним мальчишкой, а не человеком за семьдесят, каким он иногда казался.

А потом я наконец решила задать вопрос, который интересовал меня с самого начала: что Антон хочет сказать своей одеждой? Это было уместно, потому что ранее я поинтересовалась, как его восприняли на собеседовании.

Антон задумался и снова улыбнулся.

– Мне раз сто задавали вопрос о моей одежде, но в такой вариации – никогда.

– Я просто заметила, что ты все время ходишь в этой куртке… жилетке… даже не знаю, как назвать…

– Это типа хаори, верхняя одежда самурая… Конечно, это просто кожа с меховой подкладкой – подруга сшила, она на дизайнера одежды учится.

– И тебе тепло в ней в минус двадцать? – не удержалась я от любопытства.

– Да, там же мех. Норка.

Я удивилась. Зная, что отец контролирует финансы и во многом отказывает сыну из принципа, я не понимала, как он дал деньги на такое дорогостоящее и странно выглядящее удовольствие.

Антон, будто прочитав мои мысли, ответил:

– Мех дала мама. После рождения сестры она поправилась, и родитель купил ей новую норковую шубу. Вот она и подарила мне старый полушубок, узнав, что я мечтаю пошить себе хаори. Мама у меня просто фантастическая, – добавил он, и его глаза засияли.

И тут я осознала главное: мать – образ мира, отец – способ действия… Проблемы выбора, поиска пути – это проблемы, связанные с отцом – человеком, который все и за всех решает, который не дает сыну возможности расти и теперь вынужден наблюдать за ним, не будучи в состоянии что-то изменить. Все, что ему остается, – контролировать финансовые потоки.

А девушки у Антона нет, потому что есть фантастическая мама. Любимая, идеализированная, чувствительная, при этом много лет не замечавшая, что муж издевается над сыном.

– Как ты думаешь, может быть, то, что ты носишь мех, подаренный матерью, так близко к своему телу, имеет для тебя какое-то особое значение?

– Сейчас вы будете мне рассказывать об эдиповом комплексе, – сказал он, улыбаясь.

Я не стала отрицать:

– Да, у меня есть предположение, что сложности с поиском девушки связаны с тем, что ты не хочешь предавать маму. Она столько для тебя сделала, и ты правда ее очень любишь…

Антон пристально, как бы что-то взвешивая, посмотрел мне в глаза.

– Да, я люблю маму. Но это не связано с тем, что у меня нет девушки, – сказал он как-то очень отстраненно и серьезно.

– Тогда в чем причина? Как ты сам себе это объясняешь?

В этот момент прозвенел будильник – наше время закончилось. Антон как будто с радостью воспринял конец сессии, быстро вскочил, обулся и, попрощавшись, вышел.

Следующий сеанс был последним из тех пяти, на которые мы договорились.

Антон пришел вовремя и был каким-то грустным. Я напомнила, что это наша пятая встреча, и предложила в конце решить: продолжать или остановиться.

Антон сказал, что его взяли в группу. Что теперь он меньше спит, потому что ему важно успевать делать все то, что он любит: тренировки по тайскому боксу, книги… Он говорил, говорил, говорил. Слова были как завеса. Я не чувствовала связи с Антоном, но мои попытки остановить его и продолжить тему, затронутую в прошлый раз, натыкались на вежливое: «Да, но сейчас мне хочется поделиться с вами».

Заметив, что до завершения встречи оставалось меньше 10 минут, я сказала:

– Антон, то, что ты рассказываешь, очень интересно, но у меня создается впечатление, что ты от чего-то убегаешь. Темы, которые мы поднимали, – отношения с отцом, матерью, девушками – сегодня не звучат. Я задам один вопрос: о чем ты сегодня больше всего не хочешь говорить?

Антон замолчал. На его лине отразилась борьба. Было видно, что он делает усилие над собой. Мне казалось, что еще мгновение – дверца откроется и он снова впустит меня…

Но нет. Как скрежет подъемного моста, прозвучало вежливое: «Все хорошо», еще несколько ничего не значащих фраз – и сессия закончилась. Будто упреждая вопросы с моей стороны, Антон торопливо произнес:

– Спасибо, Наталья, вы мне очень помогли. Я вам еще позвоню, если позволите.

И он исчез. Зафиксировав большую часть того, что вы уже прочитали, я вдруг задумалась о том, что Антон с таким трудом попал ко мне и так стремительно ушел, что это само по себе кажется симптомом. От кого он хотел уйти? От чего он убежал? Я не знала ответы на эти вопросы, и вряд ли у меня был шанс их узнать…

Наступило лето. И вдруг раздался звонок от Антона. Он просил о встрече.

Он пришел вовремя. Все такой же – только одет в обычную черную майку, джинсы и кроссовки. Бритые волосы на лбу отросли, а сзади были по-прежнему собраны в хвост. Он разулся и сел.

Я молча смотрела на него. А он – на меня.

Прошло несколько секунд, которые показались мне вечностью. Затем Антон произнес:

– Я пришел попрощаться. Я уезжаю учиться в Польшу.